Джон Р. Р.Толкиен .Сборник. (2002)

Дальше жизнь круто повернула в сторону диккенсовского сюжета. Когда мальчику было четыре года, от тропической лихорадки умер его отец. В оранжевой республике семью больше ничего не держало, и мать, Мэйбл, вместе с сыновьями Рональдом и Хилари обосновалась в Англии — они жили почти впроголодь, имея всего 30 шиллингов в неделю. В десять лет Рональд осиротел совсем — Мэйбл свел в могилу сахарный диабет, который совсем не умели лечить в начале ХХ века. Маленьких Толкиенов определили жить к зловредной дальней родственнице — тетушке Беатрис, в Бирмингем. Первым делом она, на глазах у сирот, сожгла письма и портреты их покойной матери. Дело в том, что Мэйбл незадолго до смерти перешла в католицизм, и детей наставляла в том же духе. Теперь же тетушка Беатрис стремилась, изгнав из их памяти воспоминания о матери, вернуть мальчиков в лоно англиканской церкви. Справедливости ради нужно сказать, что делалось это из самых благих побуждений: известно ведь, католику в протестантской Англии легкой жизни не видать… Да только вот маленькие Толкиены упорствовали. Хилари дорого поплатился за упрямство: его не взяли ни в одну бирмингемскую школу. А вот Рональду повезло — в престижнейшей школе Короля Эдуарда, куда принимали либо богатых, либо очень одаренных детей, на эти вещи смотрели сквозь пальцы. А Рональд оказался настолько одаренным, что ему дали стипендию.

Это была не школа, а клад для такого мальчика, как юный Толкиен. Кроме обязательных французского и немецкого языков, он изучил там греческий и среднеанглийский язык VII-XI веков. Таких любителей языкознания в школе оказалось четверо, и они основали собственный клуб — ЧБКО, “Чайный клуб Барровианского общества”. Ведь собирались они на файв-о-клоки в маленьком кафе при универсаме Барроу на Копорейшн-стрит, в центре Бирмингема. Тетушка Беатрис пыталась запретить Рональду и это невинное развлечение. Она считала, что мальчик без средств к существованию не должен слишком много воображать о себе, потому что в будущем может рассчитывать разве что на место уличного торговца дезинфицирующими средствами (этим, кстати, промышлял родной дед Толкиена). К счастью, кроме старой фурии, у мальчиков был еще опекун — исповедник покойной Мэйбл, отец Фрэнсис. Однажды, сжалившись, он забрал маленьких Толкиенов от тетушки Беатрис и поместил их в пансион миссис Фолкнер, все в том же Бирмингеме. Дело было в 1908 году, Рональду исполнилось шестнадцать лет.
Попав в оксфордский Эксетер-Колледж, Толкиен, казалось, совсем забыл о прошлом. Он увлеченно изучал языки: латынь, староанглийский, уэльский, старофинский, старонорвежский, — а так же искусство пить пиво, не пьянея, говорить, не выпуская трубки из рта, и с утра выглядеть огурчиком после ночной пирушки.
Через три года Толкиена забрали в армию — лейтенентом в полк ланкаширских стрелков. В ожидании отправки на передовую он отращивал усы, изучал связное дело (азбуку Морзе и язык сигнальных флажков), и строчил Эдит письма о том, как он скучает … по университетской библиотеке и стакане хорошего портвейна в дружеской компании.
Битва при Сомме — первая и последняя, в какой довелось поучаствовать Толкиену — вошла в историю как самая бездарная и самая кровопролитная за всю историю Англии. Под немецкими пулеметами девятнадцать тысяч англичан погибло, шестьдесят было ранено. Двое суток Рональд бессменно командовал своей ротой. Потом — небольшая передышка, и снова в бой. Двое бывших членов ЧБТО погибли в этой бойне. Толкиену повезло — он подхватил окопную лихорадку. Долгие годы он потом благословлял ту вошь, которая так удачно укусила его, заразив спасительной инфекцией.

В феврале 1917 года про Толкиена вспомнило военное начальство. Пришлось ехать в Йоркшир, на переподготовку. Но до передовой Рональд так и не доехал — болезнь дала рецидив, и он снова оказался в госпитале. Так продолжалось еще полтора года: короткая ремиссия, и новый приступ болезни. Лагерь в Русе, госпиталь в Йоркшире, санаторий в Бирмингеме. Лагерь в Бирменгеме, госпиталь в Русе, санаторий в Йоркшире. Эдит, уставшая ездить за мужем из города в город, вернулась в Челтнем, чтобы родить первенца — Джона Фрэнсиса Рейела. Не понятно было, где и на что жить. От Рональда толку мало. В письмах Эдит срывалась, упрекала мужа: “За последнее время ты столько времени провел в постели, что отдохнул на всю оставшуюся жизнь. А вот я здесь…”, и т.д., и т.п. Но все когда-нибудь кончается. Кончилась и война, а с ней вместе и болезнь Рональда (врачи сказали: “Чудо!”). Пора было возвращаться в Оксфорд — налаживать и научную, и семейную жизнь…

…1929 год. У Толкиенов уже четверо детей: Джон, Майкл, Кристофер и новорожденная Присцилла. Семья живет в уютном, увитом шиповником доме на Нормут-роуз. На работу — преподавать английскую филологию в Эксетер-Колледже — Рональд ездит на велосипеде. По дороге он вечно бормочет что-то на неведомом языке.
Сочинять новые языки было его страстным увлечением! К примеру, язык Кения, на котором во “Властелине колец” говорят эльфы, создан Рональдом путем смешения древнеанглийского и уэльского на основе финского. Но и когда профессор Толкиен говорил на нормальном, английском, его иной раз трудно было понять. Его речь, с детства несколько нечеткая, после болезни и вовсе сделалась неразборчивой: он пришепетывал, присвистывал, а, главное, вечно не поспевал за собственной мыслью, толковал что-то про эльфов и гномов, горячился, смеялся... Словом, Джон Рейел Рональд чем дольше жил, тем большим становился чудаком.

В Оксфорде иногда проводились костюмированные вечеринки — профессор Толкиен неизменно являлся в одеянии древнего викинга с топором в руках. Он очень любил старинные кельстские эпосы. И сокрушался, что у Англии нет собственной мифологии, только скандинавские заимствования. В тайне он мечтал сам создать британскую мифологию, и много говорил об этом на заседании клуба “Углегрызы” — зимними вечерами ученые мужи, обсуждая филологические проблемы, так жались к камину, что, казалось, вот-вот зароют лица в горячий уголь. При этом они бешено хохотали, так что окружающие думали: несут похабщину. Так думала и Эдит, страдавшая в Окфорде от одиночества — ей не хватало ни образованности, ни светского такта, чтобы войти в местное светское общество. Оставалось одно развлечение — ругаться с мужем.
С некоторых пор жизнь Толкиена перестала следовать законам литературы, и уподобилась той, что ведут тысячи добропорядочных англичан: с утра служба, обедать домой, к жене и детям, потом в клуб, потом — снова работа… Вот что Толкиен ненавидел — так это, вернувшись от “Углегрызов”, снова приниматься за нудную работу вроде проверки экзаменационных сочинений. Но однажды, поздним весенним вечером 1936 года, во время проверки экзаменационных сочинений, с профессором Толкиеном произошел судьбоносный случай. Сам он рассказывал: “Один из абитуриентов расщедрился и сдал целую страницу пустой, ничего на ней не написав — это лучшее, что может случиться с экзаменатором! И я вывел на ней “В норе, глубоко в земле жил хоббит”. Вообще-то я хотел написать “кролик” (по английски — “rabbit”, прим. автора), а вышло “hobbit”. С учетом латинского “hommo”, то есть “человек”, получается что-то вроде человекокролика. Имена существительные всегда обрастают в моем сознании рассказами. И я подумал, что не мешало бы выяснить, кто такой этот хоббит, и какой была нора. Со временем моя случайная описка обросла целым миром Средиземья”...

Вообще-то Толкиен понемногу сочинял и раньше. Его старший сын, Джон, очень плохо засыпал, и приходилось часами сидеть у него в изголовье, с ходу продолжая “сериал” про Морковку — рыжеволосого мальчишку, живущего в настенных часах. Средний, Майкл, страдавший ночными кошмарами, требовал историй об отпетом злодее по имени Билл Стакерс (это имя запомнилось Толкиену с тех пор, как в один прекрасный день он увидел на воротах Оксфорда табличку со странной надписью: “Билл Стакерс будет преследоваться по закону”). Младший, Кристофер, больше всего любил послушать о приключениях доброго волшебника Тома Бомбадила — того самого, что спасет Хоббитов в Вековечном лесу во “Властелине колец”. Ну а теперь все трое стали слушать про Хоббита.

Книгоиздатель Стенли Анвин, которому предложено было выпустить повесть “Хоббит или Туда и обратно”, для начала подсунул ее собственному десятилетнему сыну Рейнеру. За один шиллинг мальчик написал рецензию: “Эта книга благодаря картам не нуждается ни в каких иллюстрациях, она хорошая и понравится всем детям от 5 до 9 лет”. Через год Анвин, убедившись в успехе “Хоббита”, предложил Толкиену написать продолжение. Так Рональд сел за “Властелина колец”.